Маргарет Тэтчер и Рональд Рейган
Вспоминать в этом году о девятилетней годовщине смерти Рональда Рейгана больше поводов, чем обычно. Причиной тому – уход из жизни 8 апреля его союзника и друга – Маргарет Тэтчер. Республиканец в восприятии современных левых интеллектуалов недалеко ушел от этакого правоконсервативного антихриста, в самом лучшем случае – второсортного актера. Ну а вечеринки после кончины Тэтчер в центре Лондона показали все мировые СМИ. Часть англичан праздновали настолько активно, что можно было сравнить их с детьми, которые радуются смерти Ведьмы из «Волшебника страны Оз».
Неоконсервативная экономическая парадигма в США в 1980-е годы не зря носит имя рейганомики. Американский лидер до своей карьеры в политике был профессиональным артистом, то есть мастером перевоплощений, а вот амплуа Тэтчер было куда более ограниченным – Железная леди. Ее правление могло стать только тэтчеризмом. Сам язык подсказывает: «изм» – шире и всеобъемлющей, чем «ика».
И тэтчеризм, действительно, несколько шире. Основы воззрений американского президента и британского премьера проистекали от единого источника – новой австрийской экономической школы и ее двух наиболее ярких представителей, Фридриха Хайека и Милтона Фридмана. Последние выступали против так называемого послевоенного консенсуса – представлений о необходимости стимулировать потребительский спрос и главенствующей в этом роли государства. К концу 1970-х годов из-за ряда объективных и субъективных обстоятельств в западных государствах поиск баланса между государственными и частными интересами привел к тупику – стагфляции. То есть сочетанию высокой инфляции и безработицы при крайне низком росте ВВП. В 1980-м инфляция в США составляла 10,4%, а в Великобритании в том же году – целых 18%. Уровни безработицы в двух государствах колебались в районе 7–12%.
Заповеди монетаризма предписывали Рейгану и Тэтчер прежде всего справиться с инфляцией, уменьшить присутствие государства в экономике, снизить государственные расходы, а затем дать возможность частному сектору свободно инвестировать средства, тем самым стимулируя рост ВВП. Примечательно, что правый поворот произошел по обе стороны океана почти в одно и то же время, да еще и в схожих условиях. Спустя почти 30 лет хочется поставить между рейганомикой и тэтчеризмом знак равенства, словно Рейган и Тэтчер – единоутробные политические близнецы. Но куда уместнее вспомнить сводных братьев и сестер.
Ключевым отличием британских реформ 1980-х от того, что происходило за океаном, была их радикальность и напряжение сил, которое потребовалось тори для успеха. Американскому президенту не пришлось заниматься приватизацией в том масштабе, в каком от государственной собственности избавлялся британский премьер. В США просто исторически никогда не существовало развитого госсектора, который в Соединенном Королевстве стал привычным делом к концу 1970-х. До 1980-х в Великобритании государство владело или активно присутствовало почти во всех секторах экономики – от автомобильной промышленности (марки Jaguar и Rover) до коммуникаций (British Telecom) и газодобычи (British Gaz). Доля национализированных предприятий в 1978-м в британском ВВП составила 11,6%.
Приватизация и попытки сокращения государственных расходов в Великобритании не могли не сопровождаться борьбой правительства с мощными профсоюзами. Образцом, конечно, служит более чем годичное противостояние Тэтчер с бастовавшими горняками в 1984–1985 годах. Победа очевидным образом осталась за Железной леди. Рейган в 1981-м отделался куда меньшими усилиями, просто уволив 11 тысяч позволивших себе не выйти на работу авиадиспетчеров.
Важным идейным отличием тэтчеризма от рейганомики стало пристальное внимание британского премьера к необходимости достижения сбалансированного бюджета. Белый дом в 1981–1989 годах не стеснялся снижать налоги, при этом существенно повышая расходы на оборону. За восемь лет они выросли со $134 млрд до $253 млрд , что составляло около 7% ВВП США. Государственный долг Соединенных Штатов вырос почти в три раза – с $712 млрд до $2,052 трлн. Мировая сверхдержава превратилась из мирового кредитора в мирового должника. Именно в 1980-е годы в Вашингтоне твердо укоренилась идея, что государственный долг можно не выплачивать – достаточно поддерживать экономический рост, чтобы просто обслуживать задолженность.
Тэтчер с популистской риторикой о том, что экономика Великобритании в принципе ничем не отличается от семейного бюджета, который обычно ведется домохозяйкой, позволить себе такого не могла. В 1986-м она даже вежливо указала Рейгану на необходимость снизить дефицит бюджета Соединенных Штатов.
Стилистическая разница между рейганомикой и тэтчеризмом легко раскрывается самими названиями. Если Рейган внес значительный вклад в дерегулирование финансового сектора, но действовал в довольно тепличных условиях Соединенных Штатов и минимального государственного участия, то Тэтчер изначально обрекала себя на масштабное противостояние со статус-кво в британской политике и экономике. В 2013-м можно шутить про ползучий социализм, но в начале 1980-х это было далеко не абстракцией. Почти одновременно с тем, как Ведьма получила власть в Великобритании, президентом Франции стал социалист Франуса Миттеран, который предложил не правую, а левую альтернативу вызову стагфляции.
Рейганомика и тэтчеризм пережили своих авторов. Джордж Буш-старший, а затем и Билл Клинтон инкорпорировали достижения калифорнийца, а тэтчеризм в видоизмененных формах дожил даже до XXI века с лейбористом Тони Блэром. Уже для их современников было очевидно, что и Рейган, и Тэтчер оставили после себя абсолютно другую реальность в конце 1980-х годов. И дело даже не столько в экономике, сколько в почти популистском символизме. К 1989 году в США не осталось и следа от «хандры» (Malaise) картеровского периода, а Соединенное Королевство могло диктовать объединенной Европе условия своего участия в интеграционных проектах. Это действительно очень банальный вывод. Но как говорила сама Тэтчер: «Конечно, банальности существуют. Они существуют просто потому, что отражают правду».
